Литературная страница

ЦАРСКИЙ ПУТЬ НА ГОЛГОФУ

(Рассказ из книги «Крестом Твоим жительство», Яковлев М.Л., 2017г.)

(Продолжение…)

Глава третья. Крестный путь

Решение лично возглавить командование войсками и принять на себя всю тяжесть ответственности за исход этой войны потребовало от Императора огромного напряжения воли.
Все окружение категорически против. Аргументы: это не дело Императора, он может не справиться, он будет только мешать, а в случае неудачи в войне вся вина за поражение, а стало быть, и вся народная ненависть падет на него, затем перекинется на всю царскую фамилию и вызовет страшный бунт вплоть до угрозы существования самой монархии!

Изо дня в день его изматывают визитами и отговорами великие князья, советники и министры — умоляют, падают на колени…

Но его семья была с ним.

Императрица с детьми молилась за него, ожидая до позднего вечера звука его шагов по дорожке из угловой гостиной, где в тот день проходило решающее совещание с группой министров.

Он вошел усталый и радостный, немного дрожали руки.

Уже подали чай,

— Я был непреклонен! — он показал им маленький образок, который сжимал на протяжении всего
совещания в левой ладони. — Я заявил этим скучным министрам приблизительно так: «Господа! Моя воля непреклонна, я уезжаю в Ставку!»

По всей видимости, урок с подписанием Манифеста был учтен.

В Москве, в Петербурге, переименованном государевым приказом в Петроград, и в других городах Российской империи на средства казны и средства от частных пожертвований, а прежде всего на средства Царской семьи, открывались военные госпитали, эвакуационные пункты и лазареты, создавались санитарные поезда, закупались медикаменты и перевязочные материалы…
Александра Федоровна вместе с дочерями посещает срочные медицинские курсы сестер милосердия. Освоив за месяц, одинаково легко и старательно, санитарные навыки, они с ходу включились в работу.
В годы войны трудовой день Императрицы и царских дочерей начинался в Царскосельском дворцовом госпитале с девяти часов утра и продолжался нередко до двух часов ночи.
Перво-наперво перевязывали тяжелораненых. Утешали больных, подготавливали к операции. В операционной подавали хирургам стерилизованные инструменты, бинты и вату, уносили ампутированные ноги и руки солдат, обрабатывали гангренозные раны…

Приходили санитарные поезда, и великие княжны с матерью Императрицей спешили к раненым в госпиталь.

Перед ними — вагоны солдатских страданий… глаза калек, умирающих, кричащих от боли… кровь, гной, смрадный запах и стоны, стоны… Девочки всё делали ловко, умело, бережно; находили слова для каждого, успокаивая боль своими улыбками. К ним тянулись, лишь бы коснуться их серых форменных платьиц, их белоснежных фартучков, как к чудесному утешению, как к свету надежды…

Те, кто уже выдыхали последние минуты жизни, звали Александру Федоровну, чтобы та присела рядом, подержала за руку, помолилась о них… И она сидела, держала за руку, и молилась, и говорила, как с близкими и родными… И уходили с ее молитвой…

Вступление Императора в должность Верховного главнокомандующего незамедлительно сказалось на общем положении дел русской армии. Потребовались считанные дни, чтобы привести в порядок состояние войск, поднять их дух, внушить спокойствие и уверенность.

Принятые Государем меры позволили постепенно выправить ситуацию, и отступление прекратилось. Войска, почувствовав обдуманное и последовательное руководство Генерального штаба под отеческой рукою нового главнокомандующего, твердо встали по всей линии фронта, нанося разящие контрудары германской и австрийской армиям.

Началась разработка масштабных наступательных операций, подготовка к общему наступлению и разгрому противника.

Государь всеми мыслями и заботами — весь на фронте, весь там со своей любимой армией. Место его основного пребывания — Могилев, Ставка Генерального штаба.

Выезжая в войска на передовую, он берет с собой сына Алексея. Вместе они идут к солдатам в окопы, в казармы и лазареты; едят сними общую солдатскую кашу.

Вдвоем они стоят на метельном перроне, провожая под «Прощание славянки» оркестра ползущие на фронт военные эшелоны…

Как возмужал за эти дни его мальчик! Ему определенно нравится все армейское, и военная форма так ладно сидит на нем. И лучше не думать о болезни сына, которая временами ставит его на пороге жизни и смерти…

Рабочие будни Государя, помимо бумажного потока, касающегося внутренних дел империи, уплотняются регулярными штабными совещаниями, встречами с командующими фронтами и представителями союзников. Везде подтянут, сосредоточен и прост в общении: в кабинете начштаба, в казармах, на стрельбищах, в госпиталях…
Лично проверяет обмундирование, солдатскую кухню, разговаривает с бойцами, проводит смотры…

Он — отец, они все — его дети.

До поздней ночи сидит, разбирает донесения…

Вспоминал ли Император, как всего за несколько месяцев до возложения на себя обязанностей Верховного главнокомандующего, находясь в Севастополе во время поездки по Крыму, он неожиданно для всех посетил с Императрицей Георгиевский монастырь?

Вырубленная прямо в скале, высоко над шумящим морем , эта монашеская обитель привлекала его своим суровым надмирным покоем.

Не предупрежденные о высочайшем посещении игумен и братия были одновременно растеряны и обрадованы визиту августейших особ.

Он вошел с супругою в храм. Солнце еще не садилось.

Начался молебен. Вдруг какая-то, не соответствующая моменту, торопливая монашеская беготня и возбужденные голоса…

Происходило что-то необычайное.

Император выслушал посланного на переполох флигель-адъютанта, донесение которого показалось странным, и, достояв до конца молебна, вышел из храма.
На краю площадки перед собором справа и слева стояли два седых, как мёл, бородатых старца, одетые в схиму, которых никто никогда не видел и не знал их имен. Лишь раз в неделю один из монахов приносил им скудную пищу и оставлял у входа в пещеры, расположенные ниже монастыря. Но в этот День они покинули свои убежища и, следуя таинственному наитию, поднялись
к собору по высоким ступеням лестницы.

Оба старца, едва Государь приблизился, опустились перед ним на колени, коснувшись челом земли.
Все заметили волнение Государя, смущенно склонившего голову…

Но что означал этот их молчаливый земной поклон?

К концу 1916 года русская армия в стратегическом отношении, с учетом свежих резервов и налаженного тылового обеспечения, находилась в явно выигрышном положении в сравнении со своим противником.

Главнокомандующий и его Штаб работали слаженно, как часы.

Совместными усилиями правительства и Генштаба удалось кардинально изменить ситуацию на театре военных действий. Наведен порядок в управлении и отлажено взаимодействие войск; шло бесперебойное снабжение боеприпасами, техникой и всем необходимым для фронта.

Солдаты одеты, обуты, накормлены; передовые полки находятся в полной боевой готовности.

В тылу сформированы и обучены новые части.

Заняты выгодные плацдармы для победного наступления…

И все это на фоне державшегося из последних сил, уже изнемогающего противника.

Весенне-летняя кампания была обречена на успех русской армии.

Но именно в этот момент великолепное и грандиозное здание Российской империи стало рушиться.

Серым ненастным ноябрьским вечером 1916 года Император с Императрицей принимали в Царском Селе своего семейного друга Григория Ефимовича Распутина.
Этой их встрече суждено было стать последней.

Сидели за чаем. Государь беспокоился, что из-за снежных заносов на железной дороге задерживаются поставки хлеба в Петроград.

Григорий Ефимович успокоил и обнадежил его:

— Все скоро наладится.

Заговорил о войне…

Государь согласился с тем, что главное — не заключать сейчас мира, что победа будет за тем, кто явит больше стойкости и терпения.

За окнами все летел и летел белый прах…

Прощаясь, Государь попросил, как обычно:

— Григорий, перекрести нас всех.

— Сегодня ты меня благослови, — тихо сказал Распутин.

Не пройдет и месяца, как истерзанное и простреленное тело Григория Распутина найдут подо льдом Невы.

Замешанными в убийстве окажутся некоторые члены царской фамилии.

Ненависть к Распутину после двух неудачных покушений на него достигла наконец своей цели, но этим все не кончилось. Теперь, когда была убрана наиболее приближенная к Царской семье фигура, ненависть перекинулась на них самих, прежде всего на Государя и Государыню.

Клевета и подлейшие сплетни, заливавшие грязными газетными волнами досужие умы обывателей и интеллигенции, падких в силу личной распущенности на все скандальное и предосудительное в отношении высшего света, били в первую очередь по Царской семье.

Распутин, человек простого, крестьянского происхождения, родом из тобольского села Покровского, появился в Петербурге по протекции известного архиерея и произвел сильное впечатление на людей из аристократического общества, искавших, по веяниям того времени, всего таинственного и мистического, и вскоре был рекомендован августейшим супругам как «Божий человек».
Он был принят сначала на аудиенции во дворце, затем непосредственно в семейном кругу. Нескольких встреч оказалось достаточно, чтобы Александра Федоровна всем материнским сердцем уверовала в него как в искреннего друга и молитвенника за их семью, способного облегчать болезнь ее сыну.

Григорий не раз появлялся в минуты самые критические, когда все висело на волоске…

Так было, например, осенью 1915 года.

Император, отправляясь в Ставку в должности Верховного главнокомандующего, взял с собой Алексея, который был рад вновь побывать с отцом в армейской среде. Но не успели отъехать и сотню верст, как пришлось возвращаться обратно: у наследника пошла носом кровь. Никакие меры не помогали.

Обессиленного, белого как снег, больного привезли во дворец.

Перепутанные доктора истощили все свои знания и умения, пытаясь хоть как-то приостановить кровотечение.
Императрица не вставала с колен у кровати сына, а кровь все текла и текла, а с ней истекала и жизнь единственного и дорогого их мальчика…
На пороге отчаяния и безысходности мать вдруг вспомнила о семейном их друге, велела срочно найти его.

Приехал Распутин.

(Продолжение следует …)