Письмо VIII

К П. Н.Е

Ныне день Пятидесятницы!

Значит, я не свободен и утомлен; но слово – закон, пишу к тебе. У тебя же слово – не закон! Ты, прощаясь со мною, обещался крепких напитков не употреблять, но в слове своем не стоишь: попиваешь пуншик! Господом прошу тебя, любезный мой, с пуншем не знаться! Головы наши и без пунша, от вихря страстей и от сует мира сего, беспрерывно кружатся. Но воля – то твоя! А мое желание – не пить тебе ничего, ибо это тебе весьма полезно и спасительно. Скуку же свою прогоняй напитками духовными, каким – то: чтением душеспасительных книг, обращением с людьми Богобоящимися и посещением храмов Божиих, больниц и темниц.

Впрочем, хвалю тебя и благодарю за то, что и посреди славного града, и при суетах и прелестях мирских, помнишь ты и о едином на потребу – душевном спасении. Да даст же тебе Господь и впредь иметь эту спасительную память.

Сего испрашивал у благоутробия Божия, остаюсь с неизменяемою к тебе любовию о Господе.

30 июня, 1845.

Письмо XVI

К П. Н. Е.

            В прошлую пятницу писал я тебе, любимый мой, с почтою и предпослал разрешение и прощение в том, что ты выпил для праздника Рождества Христова, по убеждению приятеля, рюмочку белого вина.

Равно ти теперь, по заповеди Господней, повелевающей прощать падающему до седмь крат седмерицею, прощаю и разрешаю тебя в твоем невоздержании, которому ты предался 13 числа, по примеру, вероятно, товарищей своих; однакожь прощаю с тем, дабы впредь всемерно убегать таких случаев, которые невольно могут увлекать тебя ко грехопадениям. Пророк Давид говорит: со избранным избран будеши и со стороптивым развратишися. Случилось мне в какой – то книжке читать, что один благовоспитанный юноша, через общение с разсеянными людьми, в самое короткое время величайшим развратником. Да, любезный мой, человек весьма слаб и по природе; но ежели к томуеще возъимеет он частое общение с людьми слабыми, то он никак не может стоять против искушений со стороны плоти, мира и диавола. И так, щедротами Божиими, безценною кровию предражайшего искупителя нашего и всем, что есть святейшаго и достохвальнейшаго, умоляю тебя, сын и друг мой, впредь всемерно блюстись такого положения, которое человека, из разумного существа, делает тварию безсловесною. Что, если бы в тот самый час, как совершилось между вами шумное ликование, когда вы предались вполне плотским удовольствиям и не – Христианским занятиям, что если бы, говорю я, в тот самый час раздался над вами голос: Се Жених грядет, исходите в сретение его! Тогда бы, без всякого сомнения, уподобились вы буиим девам и рабам ленивым, которые, за свое нерадение, подверглись горестнейшей и достоплачевнейшей участи. Ах, любимый мой, если бы нам, слепым, сколько ни будь открыта была та бездна греховная, в коей мы валяемся и которая близко, весьма близко граничит с бездною адскою, – тогда бы не веселию и шумным ликованиям, но сетованию и плачу предались мы, тогда бы мы, не вмещая в себе скорби нашей, и всех друзей своих побуждали к сетованию и плачу о той участи , которая ожидает нераскаянных грешников по ту сторону гроба. Но прости, любимый мой! Не уязвил ли я сими строками много сердца твоего? В таком случае успокойся в язвах Сладчайшаго Искупителя нашего. Притеки только с верою к сим пяти притворам новоблагодатной купели, и получишь оставление не только недавно бывшаго с тобою невоздержания и поползновения, но и всех грехов твоих. Желал бы и еще что нибудь написать тебе к общему назиданию нашему, но наступила уже полночь: время дать покой немощной плоти моей.

27 январь, 1846